распределили колбасу по тарелкам: смущённо звенят вилки – то о зубную кость, то о фарфор.

– Ой, а что это там внутри? – слышит она чей-то голос.

– Надо же, какая она! – поддакивает кто-то.

– Офигеть! – кричит женский голос.

К ней подскакивает Мара и щёлкает перед её прищуренным лицом пальцами: раз, два, три, а ну-ка открой глаза, дорогуша.

– Что ты туда вообще положила?! – спрашивает она. – Все в шоке вообще. Что это такое невероятное?

– Белая колбаса Айя-Браски, – хочет сказать Дарина, но не может: это съели её язык.

– Тебе как это удалось?! – Мара хохочет. – Признавайся! Что там?!

Дарина медленно поднимает руку, чтобы потрогать язык, но ничего не происходит: кто-то съел её руку.

– Невероятно, – говорит ей Герман. – Кто бы мог подумать, что внутри будет такое!

Дарина хочет уйти, но ноги не двигаются: их уже разобрали.

– Очень вкусно, – слышит она отовсюду затихающие (кто-то ест её уши) голоса. – Ты такая молодец, ты идеальная, в тебе всё идеально.

Идеально, думает Дарина и наконец-то исчезает совсем.

Последнее, что она видит перед тем, как исчезнуть, – её идеальное тело улыбается и плачет, и его все обнимают и поздравляют, и оно действительно идеальное, и как жаль, что дальше оно пойдёт без неё одно, пойдёт без неё само: бедное, белое, красивое, самое красивое в мире, самое лучшее, лучше всех.

Ася Долина

Тег

Тег

Всё началось с тега в инстаграме. Я мало проявляю себя в соцсетях, но провожу в них много времени, разглядывая чужие миры, обслуживая далёкие от меня субъективные реальности и получая за это небольшие, но собственные деньги. Я оформляю блогерам иконки “вечных сторис” в инстаграме, делая простой и понятный дизайн стартового слайда.

Делая что?

Неважно. Такая услуга сейчас востребована. Платят. Это моя первая работа после родов, мой первый островок финансовой независимости от мужа и моя первая за последние 18 месяцев безопасная зона: возможность быть интернет-невидимкой, скользящей по неведомым спальням, гостиным и кухням, хотя бы капельку снимает с меня чувство ответственности, а оно будто бы воспалилось, болит и не проходит с тех пор, как я стала родительницей.

Я читала у одной многодетной мамочки в посте, что беби-блюз проявляет себя и так: ощущение, что ты каждую минуту жизни кому-то что-то должна, будто бы затапливает, поглощает все остальные эмоции. И ты в результате не чувствуешь ничего, кроме раздражения от ежеминутных задач и хлопот.

Мне никто не помогает.

Неважно. Моя безопасная зона – это социальные сети, а моё безопасное время – после 11 вечера. Муж, ведь ему завтра на работу, – уже, как правило, в глубокой отключке. А малышка сопит в кроватке – это основной блок младенческого сна; после двух она начнёт пробуждаться примерно каждый час – и так до утра. Я всегда встаю к ней сама. Я кормлю грудью, даю водичку, сую соску, качаю, пою песенки, шепчу стишки-потешки, меняю подгузник и даже практикую в это время замедляющее мышление дыхание для медитаций.

Вроде как если я буду дышать медленнее, то и ребёнок успокоится. Не помогает. Она просыпается и просыпается.

Я устала. Я привыкла полуспать и полубодрствовать. Я знаю, что, когда вот-вот выйду из себя от бессилия, надо выметаться на балкон и дышать там тишиной и холодом. Тишина и холод – так в двух словах можно описать мои точки контакта с собой прежней.

Мне 38, и у меня, наверное, постродовая депрессия. И без того негустые волосы остаются в ладони, когда я наскоро принимаю душ. Всегда была худой и немощной, а теперь к моей худобе добавилась ещё и дряблая кожа живота. Что будет с грудью, когда я остановлю ГВ? Она тоже станет висеть. Я понимаю про бодипозитив и учусь принимать себя.

Но отражение в зеркале кажется мне ну просто объективно не очень симпатичным. У меня бывало прежде, что я вышибала из внешности искорку при помощи укладки, макияжа и одежды, подобранной по советам стилиста из инстаграма.

Но сейчас у меня нет на это ни времени, ни энергии. Кажется, когда-то моё тело знало путь к удовольствию и покою. А не к вечному льду неудовлетворения, тревоги и утомлённости.

Но оно, тело, совершенно забыло этот путь за девять месяцев беременности и девять месяцев раннего материнства. Тело как будто перестало быть моим инструментом и стало чьим-то.

Детским, ведь младенца надо питать и психически, и физически. Мужниным, потому что он просит ласки и секса, а я не хочу вообще никаких прикосновений, но всё равно впускаю его внутрь себя. Моё либидо не вспыхивает ни в начале, ни в середине, ни в конце процесса. Он просто шумно дышит, когда кончает. Так надо. Потому что иначе, говорят, вся эта хрупкая семейная конструкция и вовсе может посыпаться. А мне оно не вовремя сейчас.

Когда-то моё тело знало путь. Но теперь я не хочу, чтобы конструкция посыпалась.

Неважно.

Это случилось 18 января как раз около 11 часов вечера, когда мои спали и я работала менеджером “вечных сторис” в инстаграме. Я вернулась в гостиную с балкона, отряхивая снег с волос, снимая пуховик, накинутый поверх халата, и мне на экран ноутбука вылетело уведомление.

“Вас отметили в публикации”.

Reels – это как тик-ток, короткое музыкальное видео с подписями. Как правило, остроумное и задающее тренд. Ну, чтоб другие потом могли использовать этот же приём и повторить. Или экспертное. Но не в этом случае. Я помогаю иногда блогерам писать сценарии рилз, но чтобы отметили меня?

Марина Минкина – конечно, я сразу узнала её – тоже следовала тренду. “Покажи себя в 13 лет”. Я не видела её больше четверти века. Она стала довольно популярным блогером – 107 тысяч подписчиков. Да и не могло быть иначе. Её всегда было больше, чем меня. Она выросла такой же яркой, какой я её запомнила.

Я начала смотреть рилз. Ролик состоял из небольшой подборки старых фотографий, кадров и рисунков. Но главное – оцифрованная запись с аналоговой видеокамеры. И на той плёнке с помехами – мы с ней. Давным-давно. “Покажи себя в 13 лет”. И случайно покажи НАС.

МЫ – подружки. Я – Сашенька Полонская, дочка учительницы музыки, худая, бледная и низкая, жидкие сероватые волосы собраны в хвост. А Марина Минкина словно отлита из другого металла. О, я помню это впечатление.

Наши ноги в шортах одинаковой длины выше колена, но из моих зелёных торчат две